Неточные совпадения
Ливень был непродолжительный, и, когда Вронский подъезжал на всей рыси коренного, вытягивавшего скакавших уже без вожжей по грязи пристяжных, солнце опять выглянуло, и крыши дач, старые липы садов по обеим сторонам главной улицы блестели мокрым
блеском, и с ветвей весело капала, а с крыш бежала
вода.
Правда, что тон ее был такой же, как и тон Сафо; так же, как и за Сафо, за ней ходили, как пришитые, и пожирали ее глазами два поклонника, один молодой, другой старик; но в ней было что-то такое, что было выше того, что ее окружало, — в ней был
блеск настоящей
воды бриллианта среди стекол.
Когда Ассоль решилась открыть глаза, покачиванье шлюпки,
блеск волн, приближающийся, мощно ворочаясь, борт «Секрета», — все было сном, где свет и
вода качались, кружась, подобно игре солнечных зайчиков на струящейся лучами стене.
Серые облака поднялись из-за деревьев,
вода потеряла свой масляный
блеск, вздохнул прохладный ветер, покрыл пруд мелкой рябью, мягко пошумел листвой деревьев, исчез.
А между тем наступал опять вечер с нитями огней по холмам, с отражением холмов в
воде, с фосфорическим
блеском моря, с треском кузнечиков и криком гребцов «Оссильян, оссильян!» Но это уж мало заняло нас: мы привыкли, ознакомились с местностью, и оттого шканцы и ют тотчас опустели, как только буфетчики, Янцен и Витул, зазвенели стаканами, а вестовые, с фуражками в руках, подходили то к одному, то к другому с приглашением «Чай кушать».
Холмы и
воды в
блеске; островки и надводные камни в проливе, от сильной рефракции, кажутся совершенно отставшими от
воды; они как будто висят на воздухе.
У выхода из Фальсбея мы простились с Корсаковым надолго и пересели на шлюпку. Фосфорный
блеск был так силен в
воде, что весла черпали как будто растопленное серебро, в воздухе разливался запах морской влажности. Небо сквозь редкие облака слабо теплилось звездами, затмеваемыми лунным
блеском.
Штиль, погода прекрасная: ясно и тепло; мы лавируем под берегом. Наши на Гото пеленгуют берега. Вдали видны японские лодки; на берегах никакой растительности. Множество красной икры, точно толченый кирпич, пятнами покрывает в разных местах море. Икра эта сияет по ночам нестерпимым фосфорическим
блеском. Вчера свет так был силен, что из-под судна как будто вырывалось пламя; даже на парусах отражалось зарево; сзади кормы стелется широкая огненная улица; кругом темно; невстревоженная
вода не светится.
Но мне было не до рассказов. Я глядел на нее, всю облитую ясным солнечным лучом, всю успокоенную и кроткую. Все радостно сияло вокруг нас, внизу, над нами — небо, земля и
воды; самый воздух, казалось, был насыщен
блеском.
Жаркий день ранней осени. От стоячих прудов идет
блеск и легкий запах тины… Мертвый замок, опрокинутый в
воде, грезит об умершей старине. Скучно снуют лебеди, прокладывая следы по зеленой ряске, тихо и сонно квакают разомлевшие лягушки.
Поверхность
воды на ржавых лужах подернута тонкою пленою, которая отражается на солнце железно-синеватым
блеском.
Шум весел единозвучностию своею возбудил во мне дремоту, и томное зрение едва ли воспрядало от мгновенного
блеска падающих капель
воды с вершины весел.
Рядом с нею бредет милая старушка, усиливаясь подпрыгивать, вся разрисованная, восхищенная, готовая в огонь и в
воду… toute pimpante! [во всем
блеске!]
Глаза невольно зажимались от слепительного
блеска солнечных лучей, сверкавших то алмазными, то изумрудными искрами в
воде.
Но казалось однако, что весь город принимает издали участие в этих похоронах без
блеска, без певчих: всюду по улицам, точно жучки по
воде устоявшегося пруда, мелькали озабоченные горожане, на площади перед крыльцом «Лиссабона» и у паперти собора толклись по камням серые отрёпанные люди, чего-то, видимо, ожидая, и гудели, как осы разорённого гнезда.
Наклонясь к заре, увидишь выпрыгивающих на гладкую поверхность
воды кутему и пеструшку, как будто розово-серебряных от
блеска зари: они ловят разных мошек и других крылатых насекомых, толкущихся над тихою
водою и нередко падающих в нее.
Красное зарево пожара ярким и грозным
блеском отражалось в бурной
воде большого четырехугольного пруда.
То дело прошедшее, в
воду кануло, и мне остается только удивляться, как вы, среди
блеска, который вас окружает, могли еще сохранить воспоминание о темном товарище первой вашей молодости…
Всюду
блеск, простор и свобода, весело зелены луга, ласково ясно голубое небо; в спокойном движении
воды чуется сдержанная сила, в небе над нею сияет щедрое солнце мая, воздух напоен сладким запахом хвойных деревьев и свежей листвы. А берега всё идут навстречу, лаская глаза и душу своей красотой, и всё новые картины открываются на них.
— Она была босиком, — это совершенно точное выражение, и туфли ее стояли рядом, а чулки висели на ветке, — ну право же, очень миленькие чулочки, — паутина и
блеск. Фея держала ногу в
воде, придерживаясь руками за ствол орешника. Другая ее нога, — капитан метнул Дигэ покаянный взгляд, прервав сам себя, — прошу прощения, — другая ее нога была очень мала. Ну, разумеется, та, что была в
воде, не выросла за одну минуту…
В тех местах, где весла трогают
воду, загораются волшебным
блеском глубокие блестящие полосы.
Между тем прибежали люди с баграми, притащили невод, стали расстилать его на траве, народу набралось пропасть, суета поднялась, толкотня… кучер схватил один багор, староста — другой, оба вскочили в лодку, отчалили и принялись искать баграми в
воде; с берега светили им. Странны и страшны казались движения их и их теней во мгле над взволнованным прудом, при неверном и смутном
блеске фонарей.
Рядом с нею стоял Рябовский и говорил ей, что черные тени на
воде — не тени, а сон, что в виду этой колдовской
воды с фантастическим
блеском, в виду бездонного неба и грустных, задумчивых берегов, говорящих о суете нашей жизни и о существовании чего-то высшего, вечного, блаженного, хорошо бы забыться, умереть, стать воспоминанием.
Погода была славная, веселая: большие, точно разодранные белые тучи по синему небу, везде
блеск, шум в деревьях, плесканье и шлепанье
воды у берега, на волнах беглые, золотые змейки, свежесть и солнце!
Сверху был виден череп с коротко остриженными волосами, угловатый и большой, согнутая спина, длинные руки. Из-под челнока бесшумно разбегались тонкие струйки, играя поплавками удочек. Дальше по течению эти струйки прятались, и
вода, спокойная, гладкая, отражала в тёмном
блеске своём жёлтые бугры берега, бедно одетые кустами верб.
Но скажите на милость, что делать с каким-нибудь толстым господином или чахоточным юношей, который тормошит вас, дергает и вертит во все стороны, стараясь обратить внимание ваше на закат солнца или
блеск месяца в
воде? Куда деваться от тех господ, которые в клубе, в театре, и на гуляньях, кидаются вам на шею, осыпают вас звонкими поцелуями и с какою-то напыщенною торжественностию благодарят судьбу, доставившую им счастие встретиться с вами?
Надвинулись сумерки, наступает Иванова ночь… Рыбаки сказывают, что в ту ночь
вода подергивается серебристым
блеском, а бывалые люди говорят, что в лесах тогда деревья с места на место переходят и шумом ветвей меж собою беседы ведут… Сорви в ту ночь огненный цвет папоротника, поймешь язык всякого дерева и всякой травы, понятны станут тебе разговоры зверей и речи домашних животных… Тот «цвет-огонь» — дар Ярилы… То — «царь-огонь»!..
А на западе все небо, весь воздух, и
вода и скалы, и верхушки деревьев были залиты ярко-розовым, золотистым
блеском заката.
Пошлое, но невольное сравнение: дистиллированная
вода и
вода из ключа, ломящая зубы, с
блеском и солнцем и даже соринками, от которых она еще чище и свежее».
Темная
вода в протоке блестела холодным
блеском стали.
Когда вспоминаю Зыбино: сладкое безделье в солнечном
блеске, вкусная еда, зеленые чащи сада, сверкающая прохлада реки Вашаны, просторные комнаты барского дома с огромными окнами. Когда вспоминаю Владычню: маленький, тесный домик с бревенчатыми стенами, плач за стеною грудной сестренки Ани, простая еда, цветущий пруд с черною
водою и пиявками, тяжелая работа с утренней зари до вечерней, крепкое ощущение мускульной силы в теле.
По звездам, повторяющимся в отрывках
воды, как будто в
блеске вороненой стали, и по шуму мельничных колес он догадывается, что под горою Неглинный пруд, на котором держатся еще кое-где опоздавшие льдины.
Тщеславная, жаждущая успеха,
блеска, она была в большой зале под восторженными взглядами мужчин, среди завистливого шепота дам и девиц, как рыба в
воде.
При моментальном
блеске этих огоньков вдруг открывается, что что-то самое странное плывет с того берега через реку. Это как будто опрокинутый черный горшок с выбитым боком. Около него ни шуму, ни брызг, но вокруг его в стороны расходятся легкие кружки. Внизу под
водою точно кто-то работает невидимой гребною снастью. Еще две минуты, и Константин Ионыч ясно различил, что это совсем не горшок, а человеческое лицо, окутанное черным покровом.
Как солнца за горой пленителен закат, —
Когда поля в тени, а рощи отдаленны
И в зеркале
воды колеблющийся град
Багряным
блеском озаренны...